Харри глубоко поклонился и поблагодарил Отто за три билета, которые тот протянул, изящно оттопырив мизинец.

Пересекая Грин-парк по пути от «Олбери» до Кингз-Кросс, Харри почему-то искал глазами того седого аборигена. Но в этот вечер в тусклом свете парковых фонарей на скамейках можно было увидеть пару белых алкоголиков. Облака, застилавшие небо, рассеялись, и теперь оно было высоким и усеянным звездами. Харри миновал двух ссорящихся мужчин. Они стояли по разные стороны тротуара, и ему пришлось проходить между ними.

– Ты не сказал, что уйдешь на всю ночь! – крикнул один из них тонким голосом, задыхаясь от слез.

Прислонившись к стене вьетнамского ресторана, курил официант. Вид у него был уже измученный. По улице Дарлингхерст-роуд в районе Кингз-Кросс медленно текли потоки машин и людей.

На углу Бейсуотер-роуд стоял Эндрю и жевал хот-дог.

– А вот и ты, – сказал он. – Минута в минуту. Как истинный германец.

– Вообще-то Германия…

– В Германии живут тевтоны. А ты принадлежишь к северогерманскому народу. Это у тебя прямо на лице написано. Или ты отказываешься от собственной расы, приятель?

Харри захотелось задать ему тот же вопрос, но он сдержался.

Настроение у Эндрю было превосходное.

– Для начала я покажу тебе пару моих знакомых, – сказал он.

Иголку в стоге сена решили искать в самой гуще стога. А именно – среди шлюх на Дарлингхерст-роуд. Найти их было немудрено, а с некоторыми Харри уже был знаком.

– МопдаЫ, ту man, how’s business?[34]– Эндрю остановился и по-приятельски поздоровался с темнокожим парнем в облегающем костюме с изобилием блестящих побрякушек.

Тот улыбнулся, и Харри заметил золотой зуб.

– Тука, похотливый жеребец! Да уж не жалуюсь!

«Если не сутенер, то очень на него похож», – подумал Харри.

– Харри, поприветствуй Тедди Монгаби, самого крутого сутенера в Сиднее. Он начал лет двадцать назад, но по-прежнему выходит на улицу со своими девушками. А как же годы, Тедди?

Тедди развел руками и широко улыбнулся:

– Мне здесь нравится, Тука. Все ведь происходит здесь. Стоит остаться в офисе, и ты мигом теряешь обзор и контроль. А контроль, знаешь ли, в нашем деле – все. Контроль над девочками и над клиентами. Люди, знаешь ли, они как суки. А сука, которую ты не контролируешь, – это дрянная сука. Дрянные суки, знаешь ли, кусаются.

– Ну, если ты так говоришь, Тедди… Слушай, мне бы побеседовать кое с кем из твоих девочек. Мы ищем плохого парнишу. Возможно, он нашалил и здесь.

– Sure[35], с кем тебе нужно поговорить?

– Сандра здесь?

– Сандра всегда здесь. Больше точно ничего не нужно? В смысле, кроме разговоров.

– Нет, не нужно, Тедди. Мы будем в «Палладиуме». Пусть Сандра зайдет туда.

Перед «Палладиумом» стоял зазывала и заманивал людей громкими непристойными выкриками. Увидев Эндрю, он улыбнулся, а обменявшись с ним парой словечек, пропустил полицейских внутрь без билетов. Узкая лестница вела в подвал, где в тусклом свете стрип-клуба несколько мужчин, рассевшись вокруг столов, ждали следующего выступления. Эндрю и Харри устроились за столиком в глубине зала.

– Такое чувство, что тебя тут все знают, – заметил Харри.

– Все, кому выгодно меня знать. И кого выгодно знать мне. Думаю, и у вас в Осло практикуется такой симбиоз между полицией и полусветом.

– Да, конечно. Но у тебя, кажется, с ними более теплые отношения, чем у нас.

Эндрю рассмеялся:

– Наверное, родство душ. Кто знает, если б я не пошел в полицию, может, работал бы в этой сфере.

На лестнице показались черная мини-юбка и высокие каблуки. Окинув полутемный зал тяжелым маслянистым взглядом, женщина направилась к их столику. Эндрю подвинул ей стул.

– Сандра, это Харри Хоули.

– Правда? – криво улыбнулся широкий, густо напомаженный рот. Одного клыка не хватало.

Харри пожал ее холодную, мертвенно-блед-ную руку. Что-то в ней было знакомое. Может, как-то вечером он видел ее на Дарлингхерст-роуд. Только в тот раз у нее был другой макияж. Или одежда?

– Так в чем дело, Кенсингтон? Все ловишь бандитов?

– Не простого бандита, Сандра. Он любит душить. Руками. Слышала о таком?

– Да у нас половина клиентов такие. Он что, кого-то убил?

– Очевидно, только тех, кто мог его опознать, – ответил Харри. – Видела его раньше? – Он достал фотографию Эванса Уайта.

– Нет. – Она даже не взглянула на фотографию и повернулась к Эндрю: – Что это за тип с тобой, Кенсингтон?

– Он из Норвегии, – ответил Эндрю. – Полицейский. А его сестра работала в «Олбери». На прошлой неделе ее изнасиловали и убили. 23 года.

Харри отпросился у начальства и прилетел сюда, чтобы найти того, кто это сделал.

– Извиняюсь, – поправилась Сандра и посмотрела на фотографию. – Да, – сказала она коротко.

– Что ты имеешь в виду? – оживился Харри.

– Я имею в виду: да, я его видела.

– То есть ты его… э… встречала?

– Нет, но он несколько раз появлялся на Дарлингхерст-роуд. Не знаю, что он тут делал, но лицо я припоминаю. Могу еще поспрашивать…

– Мы были бы очень признательны… э… Сандра, – сказал Харри.

На ее губах мелькнула улыбка:

– Мне пора работать, мальчики. Поговорим потом. – И мини-юбка исчезла так же, как и появилась.

– Yes! – сказал Харри.

– Yes? Только потому, что кто-то видел его на Кингз-Кросс? Показываться на Дарлингхерст-роуд не преступление. И по шлюхам ходить – тоже. Во всяком случае, не слишком страшное.

– Ты что, не понимаешь, Эндрю? В Сиднее четыре миллиона людей, а она видела именно того, кого мы подозреваем. Конечно, это еще ничего не доказывает, но ведь это знак! Ты не чувствуешь, что дело пошло?

Выключили музыку, погасили свет. Гости в ожидании смотрели на сцену.

– Ты ведь вполне уверен, что это Эванс Уайт?

Харри кивнул:

– Я это чувствую каждой клеточкой своего тела. Чувствую нутром.

– Нутром?

– Если подумать, Эндрю, то интуиция – не такая уж и чушь.

– Я вот сейчас думаю об этом, Харри. И нутром не чувствую ничего. Объясни мне, пожалуйста, как твое нутро работает?

– Ну… – Харри посмотрел на Эндрю: не издевается ли он?

Эндрю посмотрел в ответ – с неподдельным интересом.